Начало игры.

Мужчина явился на собрание немного позже супруги. Взбалмошная женушка отказалась подождать его каких-то несколько минут и трансгрессировала. Он лишь фыркнул и продолжил сидеть в кресле, потягивая огневиски. И как его угораздило жениться на ней? Она слишком безумна, слишком привязана к Лорду, абсолютно не умеет думать, но воспротивиться древним традициями не могли ни он, ни она. Антонину нужен чистокровный наследник, который сумеет возглавить семью и он его получит, чего бы ему это не стоило. Отношение к Беллатрикс у него было двоякое. С одной стороны он бесконечно уважал ее за непоколебимую веру и верность, но с другой стороны его коробили ее маниакальные идеи крови, ее одержимость. Однако Долохов не мог не отметить, что женщина была привлекательна и даже очень. Она была притягательна, красива, аристократична. Иногда хотелось очертить пальцем ее скулы и впиться грубым, жадным поцелуем в ее бледные губы, и заставить их покраснеть. Мужчина ухмыльнулся и поднялся с кресла, поставив стакан на стол. Что ж, опаздывать он не любил, предпочитая приходить несколько раньше, чтобы не упустить ничего из того, что могло бы его заинтересовать. По привычке щелкнув пальцами, Антонин трансгрессировал на Малфой-Менор, где проживали свояченица, Нарцисса, и ее муж, Люциус. Долохов фыркнул. Люциус. Он терпеть не мог этого белобрысого надменного петуха, которого хотел бы растереть в порошок. Но не мог. Он не мог себе позволить сдавить его тонкую шею своими пальцами, чтобы тот хрипел, краснел и со страхом в глазах смотрел на улыбку своего убийцы. К Нарциссе же он относился спокойно, даже можно сказать, что он был с ней добр, вежлив, учтив. Он предпочел бы жениться на ней, а не на ее двинутой сестрице. Медленным шагом мужчина направился по коридору, вперед, в гостиную, где все должны были собраться. Он не любил все эти собрания, слишком много людей, которые готовы перегрызть друг другу глотки, слишком много людей, которые не могут сдержаться и борются за благосклонность господина. Движением руки раскрыв двери, Антонин зашел в комнату, где в одиночестве сидела его супруга. «Черт.» Он мысленно скривился, нацепив на лицо доброжелательную улыбку, и произнес:
- И снова здравствуй, моя дорогая, - он говорил тихим, чуть хрипловатым голосом, сладко-сладко. Он делал это специально, ему нравилось, когда жена хмурится и сжимает губы, - Я надеялся, что больше не увижу тебя.
Усмехнувшись, Долохов сел в кресло, закинув ногу на ногу и подперев щеку рукой. Он изучал Беллатрикс. Да, все же она была красива и притягательна. Антонин был бы не прочь быть к ней ближе, но его отталкивало ее безумие. Не пугало, нет, отталкивало. Она была единственной, за исключением Лорда, чьи действия он не смог бы предугадать. И единственной, кто смог задеть его самолюбие тем, что просто отказалась взять его фамилию. Видите ли, не понравилась ей его фамилия, слишком русская. Он гордится своими корнями, своим акцентов и своей Родиной, а эта английская выскочка смогла его унизить. Тогда мужчина лишь фыркнул и улыбнулся со словами «Как пожелаешь, дорогая», но внутренне он негодовал. Цокнув, пожиратель вздохнул и взмахнул рукой, подзывая домашнего эльфа:
- Огневиски, - коротко сказал он, не отрывая взгляда от супруги. И вновь ухмыльнулся. Скоро должно начаться собрание, на котором, пожалуй, все будет как обычно. Доклады, планы, возможно, очередной труп. Возможно, это будет он. Стакан был подан ему в руку, домовик исчез. Мужчина сделал глоток и довольно поморщился. Да, он любил выпить. Не напиваться, а именно выпить отменного, крепкого огневиски, которое обжигает рот, горло и теплом расходится по телу. 
- Белла, - тихо произнес он, слегка наклонив голову вбок, - о чем ты думаешь?
Он знал, что его жена ненавидит такие вопросы, он знал, но ему все равно хотелось его задать. Просто потому что это могло взбесить женщину. Долохову нравилось, когда она плевалась ядом, язвила, безумно хихикала, ему нравились ее странные, порой, глупые попытки унизить его или задеть. Он все ждал, когда же она поднимет палочку, чтобы нанести ему увечья. Когда же она дойдет до точки. «Чертовски красива!»

Отредактировано Антонин Долохов (2013-03-02 00:18:00)

Антонин покачал головой. Он был разочарован приветствием своей супруги, он ожидал иного, более тонкого, ехидного, а получил какую-то скучную, будничную реплику. Нечто вроде этого он слышал уже пару-тройку раз точно. Оригинальности Блэк не хватало, к сожалению. В самом начале их отношений, Долохов наслаждался ее выпадам, остротами, но затем все это приелось и ему просто стало скучно. Мужчина знал, что Белла никогда не убьет его, покалечит – возможно, но не убьет. Он был нужен Лорду, он был верен Лорду точно так же, как и она. Пожиратель облизнул губы и сделал очередной глоток. Усмехнувшись, он прикрыл глаза. Усталость и огневиски давали о себе знать. Он действительно устал за эти несколько дней. Суматоха в Министерстве, взбалмошная жена, которая его ненавидит, долг пожирателя. Хотя можно ли было назвать это долгом? Он исполнял чужую волю, но иногда задумывался, а нужно ли ему то, что он делает? В чем выгода? Антонин отгонял от себя эти мысли. Ему нужна была уверенность в собственных силах, уверенность в своем господине. Цель оправдывает средства, так считал Долохов. У него была цель, принадлежащая другому человеку, своей же у него просто не было. Он ее не нашел, довольствуясь мелкими желаниями, к исполнению которых стремился. Неплохо бы сейчас как-нибудь отдохнуть. Физически, морально. Развалиться на диване перед камином, прикрыв глаза. Лежать в тишине комнаты, которая освещается лишь прыгающим огнем, наслаждаться потрескиванием дров. И чтоб не было этой женщине, которая портит ему жизнь, не было обязанностей, целей. Пусть мир подождет, Антонин Долохов отдыхает. Вернувшись к реальности, он с грустью осознал, что сидит в мрачной комнате со своей сумасшедшей супругой, которую хотел, но не могу получить, его ожидает вкрадчивый, тихий голос Господина и, возможно, смерть. Вздохнув, он отставил стакан и улыбнулся Белле.
- Ты моя жена, Белла, как захочу, так и буду называть, - тихо произнес он, смотря в глаза Блэк. Возможно, в нем взыграло желание обладать, но он хотел подчинить себе эту несгибаемую женщину. Хотел, чтобы она слушалась его безоговорочно. Для этого он был готов даже применить силу, если потребуется. Это все равно, что завладеть редким экземпляром, неважно чего. Да, Белла была исключительной. Нигде вы не найдете еще одну такую же женщину. Манящую, жестокую, грубую, своенравную. Мужчина медленно поднялся, поправляя пиджак, и подошел к брюнетке, все так же неотрывно глядя ей в глаза. Он наклонился к ней, упершись рукой в спинку кресла. Губы растянулись в едкой ухмылке, слегка касаясь ее бледной кожи. Любил ли он ее? Нет, что вы, ни в коем случае. Любви не было и никогда не будет. Будет страсть, вожделение и ненависть друг к другу. Их брак простая формальность. Белла никого не любит, кроме Господина, а Долохов любви не ищет, он ищет удовольствия, удовлетворения физического.
- Ты моя, Белла, - прошептал мужчина на ухо супруге и, обхватив пальцами острый подбородок, приподнял ее лицо, с легким прищуром вглядываясь в темные глаза. Втянув носом запах женщины, Долохов облизнулся и грубо поцеловал Блэк, слегка прикусывая ее губу. Он ожидал бури гнева и ненависти, что будет направлена на него после этого. Мазохист? Вполне вероятно, что да. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как женщина сдерживается, сжимает кулаки, как сжимает губы и, широко раскрыв глаза, с яростью смотрит на ненавистного мужа. Оторвавшись от ее губ, напоследок коснувшись их языком, мужчина отпрянул, разминая шею и довольно слизывая свою кровь. Она прокусила его губу. "Стерва." Он был польщен такой реакцией.
- К твоему сведению, - продолжил он, как ни в чем не бывало, - я не опоздал, а лишь припозднился на пару минут, потому что ты не соизволила меня подождать, - пожав плечами, он повернулся к Блэк спиной и усмехнулся, - Более того, моя дорогая Белла, кроме нас тут, видимо, никого и нет.
Повернув голову к жене, он подмигнул ей и сел обратно в кресло, закидывая ногу на ногу. «Да начнется веселье!» -думал мужчина, вздыхая и готовясь к оскорблениям со стороны Беллатрикс. Как он посмел прикоснуться к ней, бла-бла-бла. Формальность формальностью, но, в конце концов, Долохов тоже человек, хоть и со странностями. Что же ему делать, если его законная супруга манит его и разжигает внутри необузданное желание быть ненавидимым ею? Зато им не будет скучно, это он мог гарантировать. Склонив голову вбок, он подался чуть вперед и прошептал:
- Белла.

Отредактировано Антонин Долохов (2013-03-06 21:39:03)

Мой ночной бред. Приношу свои извинения.

Антонин молчал. Он был абсолютно спокоен, наблюдая за действиями жены. Его это забавляло, что уж говорить. Влетевший в висок стакан заставил его согнуться пополам и схватиться за голову. Он не ожидал этого, и его поразило это действие его безумной супруги. Держась за голову, он пытался прийти в себя. Мужчина чувствовал, что что-то теплое текло по щеке. Кровь. Его собственная кровь. Эта сучка разбила ему голову в кровь! Долохов медленно закипал, гнев разгорался пожаром внутри и расходился по телу. «Нет.. Она не отделается так просто..» - еле заметно ухмыльнувшись, подумал он сквозь головную боль. Да, голова раскалывалась, рану на виске щипало, но это помогало прийти в себя. Мир перед глазами принял привычные очертания и постепенно гул, стоящий в голове, начал пропадать. Эта чертовка смогла его удивить, заставила опешить, согнуться перед ней пополам. В этот момент он действительно остался без защиты, она могла сделать все, что взбредет ей в голову, но помедлила. Это заставило Долохова нахмуриться и задуматься о том, почему женщина не предприняла других действий. Почему не огрела его еще раз или не обездвижила магией. Что ж, это ее просчет. Своего шанса отыграться за это он не упустит. Не в его правилах спускать наглым, избалованным маменькиным дочкам такие вещи с рук. Глубоко вздохнув, он убрал руки от головы, положив их на колени, впиваясь в них пальцами так сильно, что те побелели. Выпрямившись, мужчина медленно выдохнул, прикрыв глаза. Ему срочно требовалось прийти в себя, успокоиться и поставить эту выскочку на место. План действий таков: нужно показать ей, что это ничуть его не разозлило, лишь позабавило. Нужно задеть эту мерзавку, чтобы она разозлилась еще сильнее, а затем прищучить, чтобы не смела пищать на него из своего угла. Продолжая сидеть с закрытыми глазами, он плотно сжал губы и расслабился. Медленно подняв руку, он коснулся пальцами виска и облизнулся. Кровь смешалась с огневиски, образуя невероятно приятную на вкус смесь. Вновь глубоко вздохнув, он улыбнулся. Да. Улыбнулся. Его губы растянулись в приторно-сладкой улыбке, обнажая идеально-белые зубы. Пальцы поползли вниз, от виски по щеке, к подбородку и коснулись своими жестковатыми подушечками губ. Коснувшись пальцев языком, он приоткрыл глаза. Холодная решимость, насмешка и огневиски плескались в его почти черных глазах. И, кажется, разочарование. Долохов отлично умел играть людьми, своими эмоциями и взглядом. Взгляд, пожалуй, говорил больше, чем он сам. Он гордился этим своим умением, говорить взглядом, выражать им эмоции, которые нужно было выразить, а его вечная ухмылка на губах лишь добавляла некоторого… шарма? Как же ему хотелось врезать этой нахалке, да так, чтобы она равновесие потеряла и приложилась головой обо что-нибудь . Однако он себя сдерживал, иначе бы месть потеряла свой приятный горьковатый привкус, похожий на то, что он чувствовал сейчас во рту. Огневиски с кровью. И кто сказал, что месть блюдо холодное? Ложь и глупость. Месть горькая, как хороший бельгийский шоколад, который так любила его матушка, ставшая узницей в собственном поместье. Отец превратил ее в рабыню собственных желаний и амбиций, под прессом его убеждений она и пискнуть не могла. И даже спустя столько лет после его смерти, она все равно встречает сына робким, испуганным взглядом и шепчет, проводя своей хрупкой ладошкой по его черным волосам, как он похож на отца. Но он не хотел быть похожим на тирана, который лепил из него свою копию, который полностью уничтожил характер матери. Он радовался смерти отца так, будто это был самый счастливый день в его жизни. Однако вернемся к тому, что происходит сейчас. Резко поднявшись с кресла, мужчина выпрямился и посмотрел на жену, слегка сощурившись. Спектакль начинается, займите, пожалуйста, ваши места в соответствии с билетами. Антонин медленно подошел к Беллатрикс. Движения его были медленными, расслабленными, но была в них и какая-то резкость, почти незаметная. Подойдя к ней почти вплотную, он схватил ее за руку, притягивая к себе и чувствуя ее дыхание у себя на лице. Предугадав возможное действие, Долохов успел перехватить и вторую руку, крепко сжимая ее запястья. Больно сжимая. Напоминая ей о том, что все это – реальность. Давая понять ей, что все, что будет – реальность и от нее ей не убежать. Продолжая улыбаться своей сладкой улыбочкой, он наклонился к ее уху и зашептал чуть хрипловатым, насмешливым голосом:
- Ты ничтожество, Белла, - он-таки выплюнул ее имя со всей злостью, на которую был способен, но потом, взяв себя в руки, продолжил, - жалкая, избалованная, несчастная, нелюбимая дурочка. Ты никому не нужна. Даже Ему, - пожиратель особенно выделил последние слова, - Он отдал бы тебя на съедение крысам, если бы Ему этого захотелось.
Он коснулся губами ее уха, ощутимо прикусывая мочку и, вздохнув, вернулся к ее лицу, смотря на нее с издевкой в глазах. Пожалуй, ему было ее жалко. И это самое ужасное чувство, которое можно испытывать к живому существу. Жалость. Такое снисходительное чувство, которое Антонин презирал. Даже испытывать его к кому-то было ужасом для него, но только не в этот раз. И это было частью его плана. Улыбка сползла с его губ и на ее место пришла едкая ухмылка, зрачки расширились и он прижал к себе женщину настолько крепко, насколько мог.
- Мне жаль тебя, Белла, - шептал он, - мне жаль такую дешевку, как ты. Ты – тля, незначительность, смехотворная Белла, - Антонин рассмеялся. Какое же удовольствие ему доставляла эта ситуация. Он даже забыл про головную боль, испорченную одежду и кровь на щеке. Она считает его скотиной? Мразью? Пусть будет так. Он будет таким. Вдохнув терпкий аромат ее горячей кожи, мужчина сильнее сжал ее запястья. Возможно, останутся синяки, да и плевать. Кивнув, будто подтверждая, что она не отвертится и никуда ей не сбежать, Долохов криво улыбнулся и грубо поцеловал супругу. Он сминал ее губы, покусывая их и, не удержавшись от соблазна, прокусил ее губу до крови, наслаждаясь мыслью, что сейчас она испытывает отвращение, что сейчас ей больно. И его не страшила мысль, что она с ним сделает, когда все-таки сумеет вырваться из цепких рук, которые держат ее мертвой хваткой. Он будет целовать ее так грубо долго. Очень долго. Пока она не оттолкнет его, пока в его шею не упрется кончик волшебной палочки, которую она не побоится пустить в ход. Или пока кто-нибудь не прервет их своим нежеланным появлением. Сейчас последствия были абсолютно неинтересны ему. Он наслаждался моментом и мягкими губами ненавистной супруги. Это стоило того. И где-то в уголке обозленного разума рождалось необычное чувство, которому пока Антонин Долохов не мог придумать название.

Отредактировано Антонин Долохов (2013-03-07 04:40:13)

В груди неприятно кольнуло от слов супруги, но Антонин, задетый за живое, старался игнорировать это чувство, сильнее, грубее и более жадно впиваясь в губы этой стервы. Шумно втянув носом воздух, мужчина обхватил ладонью затылок Беллы, сильнее вжимаясь в ее губы, сильнее прижимая ее к себе. Он был удивлен тем, что женщина отвечала на столь грубые ласки так страстно, будто ей действительно это нравилось. Пожиратель ничего не мог с собой поделать. Эта женщина уверенно сводила его с ума, раздражая. Он никак не могу уследить за сменой ее настроений, пожалуй, он даже не мог предположить, чего именно ждать от нее в следующую секунду. Беллатрикс была желанной, он мечтал приручить ее любым способом, однако этого способа, видимо, не существовало. Она притягивала его, обнажая бледную кожу плеч или показывая ему свои идеальные, длинные ноги, по которым так хотелось провести пальцами, едва касаясь. Он только позже понял, для чего эта женщина искушает его, бросает ему вызов. Она хотела его позлить, она показывала ему то, что никогда не будет принадлежать ему. И, черт возьми, как же это его распаляло. После ссор со своей дорогой женой, Долохов сам себя не узнавал. Он становился похож на комок оголенных нервов, взвинченный, разъяренный. Он терял самообладание после каждого разговора с этой наглой волшебницей, и это безмерно бесило его, но ничего поделать с собой не мог. Он, славящийся своим самоконтролем, сдавал позиции из-за какой-то выскочки. Вот и сейчас, сама того не зная, эта женщина правит бал. Она позволила Антонину сейчас сорваться. Ничего не соображая от злости и сдерживаемого желания, он обхватывает ее талию ладонями и, нехотя, разрывает поцелуй. Облизнув искусанные в кровь губы, мужчина хмурится и тяжело дышит, будто бежал несколько километров без передышки. Бежал быстро. Возбуждение заставило его напрячься. Ладони поползли вниз. Он неотрывно смотрит в черные глаза Беллатрикс, а затем улыбается. Хитро, едко. Столько коварства, желания и какой-то грубости лишь во взгляде и улыбке. Он знал, что женщина может в любой момент оттолкнуть его, но пока не спешит. Видимо, пытается прийти в себя. Долохов вздыхает и одним движением руки, властно, по-хозяйски, толкает ее на диван. Не давая ей опомниться, он нависает сверху и вновь облизывается. Он предвкушает, оттягивает столь ожидаемый момент. Он хочет насладиться этим чувством, этой небольшой победой. Беллатрикс Блэк сейчас в его руках. Вся, без остатка. Такая манящая, такая взвинченная, такая необычная. И мужчина знал, что после того, как она возьмет себя в руки, ему несдобровать, но это будет потом, а сейчас, он кожей ощущает ее жаркое тело, которым мечтал обладать. Он упирается рукой в спинку дивана, а коленом чуть раздвигает ее ноги. Боги, как же она сейчас прекрасна в своей беспомощности и похоти, которую он вдыхает, чуть касаясь носом ее кожи на шее. И этот запах заводит еще сильнее.  Этот терпкий запах щекочет ноздри.  Держи себя в руках, Антонин. Долохов улыбается своей мерзкой улыбкой и впивается в податливые губы жены с новой силой. Он кусает их, терзает, он хочет, чтобы она отвечала. Обвивала его шею своими прелестными руками и прижималась всем телом, так, чтобы он чувствовал ее, как себя. И за это удивительно-великолепное чувство он мог бы отдать все, что угодно. Пожалуй, можно сказать, что он медленно сходит с ума, ведь он всегда получал то, что хотел, а Беллатрикс он вожделел. И она играла с ним. Конечно, он скрывал свои эмоции, но, когда оставался один, просто взрывался. Он рычал, бился головой об стену, бил стаканы и зеркала. Он ненавидел зеркала. Они показывали ему его прогнившую суть, которой он так боялся. На людях он был идеальным: красив, богат, чистокровен, с великолепной женой, под стать ему. И никто не знал о том, насколько сильна была между ними ненависть. Сейчас, когда они столь страстно целовались, балансируя над пропастью, эта грань почти стерлась, смешиваясь, будто краски, с возбуждением и каким-то новым, необычным чувством.  По крайне мере так было у Долохова. Мужчина дерзко провел ладонями по ее телу, исследуя его. Мягкое, нежное, податливое, он мог бы заставить его плавиться под своими губами, руками, но оно не хотело принадлежать ему. И снова новая волна гнева ударила ему в голову. Мужчина повел ладонь вниз, к ноге, обтянутой в черный чулок, который он хотел бы разорвать пальцами, но, сдержавшись, он ухмыльнулся сквозь поцелуй и почти лег на супругу. Ладонь остановилась, бесцеремонно поглаживая лодыжку, а затем вновь, на этот раз медленно, пошла вверх, задирая ее платье. Ему нравилась эта грань, чертовски нравилась. Вот она, открытая, бери – не хочу, но это же была месть. И мужчина не привык отходить от столь продуманного плана, даже если не хотелось, даже если он, в итоге, сменил свой курс. Бесстыдно поглаживая ее бедро, чуть царапая его ногтями, Антонин оторвался от губ супруги и перешел на шее, по которой тут же провел языком. «Еще немного. Еще рано.» Оставив багровый след на разгоряченной коже, пожиратель чуть приподнялся, спуская бретельки ее платья. Плечи. Как же ему хотелось покрыть их поцелуя, медленно спускаясь к, вздымающейся от рваного дыхания, груди. «Оттолкни же меня, ну же…» Но она не отталкивала, и это раздражало, бесило. Бесшумно заскулив, мужчина поцеловал ее плечо, слегка прикусив нежную кожу и… Отстранился. Господи, вы бы знали, каких титанических усилий ему это стоило. Он был готов сорвать с нее платье одним резким движением, покрывать ее тело поцелуями, гладить, а затем и овладеть ей, здесь и сейчас. И плевать, что могут войти, плевать, он не мог противиться столь манящей Беллатрикс. Но все это было внутри. На лице – маска и едкая ухмылка победителя, которую его супруга тут же пожелает стереть. И он, пожалуй, даже будет рад этому, он так сожалел, что не воспользовался возможностью, которая ему представилась. Возможно, оно и к лучшему, возможно, что-то изменится между ними после этого. В худшую или в лучшую сторону – он не знал. Медленно и глубоко вдохнув, он так же медленно выдохнул, успокаивая разрушившееся сердце и приводя свое сбивчивое дыхание в норму. Одернув пиджак, он поправил манжеты и, слегка вскинув голову, провел пальцами по волосам. Вот он, Антонин Долохов, двуликий ублюдок, которому многие желали смерти. Одарив Беллатрикс насмешливым взглядом, мужчина развернулся и вновь сел в кресло, продолжая смотреть на супругу, и слегка улыбаясь. И сейчас эта улыбка была приятной, умиротворенной. Закинув ногу на ногу, он подпер щеку кулаком, упираясь рукой в подлокотник. И он был сейчас чудовищно хорош. Внутри бушевала буря, которая никак не хотела успокаиваться. Весь его внутренний мир возмутился от его действий. Он словно говорил: «ты идиот, Антонин Долохов, как ты мог так поступить, она же была сейчас вся твоя, кретин!» Но он лишь отмахивался от этих мыслей, продолжая оглядывать жену немного насмешливым и изучающим взглядом. Успокоиться было сложно, но он прикладывал к этому все усилия, которые мог.
- И после этого, моя дорогая Белла, - он говорил тихо, чуть хрипловатым, возбужденным голосом, с придыханием, делая упор на ее имя, - ты говоришь, что не моя, - мужчина хмыкнул и прикрыл глаза, ожидая ее гнева. И это ожидание ему бесконечно нравилось.